«В большом помещении, которому днем достаточно света давали окна, а ночью и вечерами - свечи и факелы, еще задолго до утра слышалось скрипение стана, стук молотков, мягкое постукивание кожаного мешочка красильщика, и подмастерья, сменяя друг друга, вращали винт, вынимая отпечатанные и вкладывая чистые листы под пресс.
Печатный стан обслуживало трое подмастерьев. Батырщик Иван, тередорщик Тихон и Федор, который, в общем-то, выполнял разную работу.
Раньше всех в мастерской появлялся Иван - ему до прихода остальных нужно было растереть краски, которые потом, когда подмастерья принимались за работу, нужно было наносить на набор. Помогал ему монах Мина, приехавший из Львова вслед за Федоровым в надежде освоить печатное дело. В его обязанности входило собирать сажу. Ссыпал он ее в медные котлы, перемешивал с олифой и носил в печатню. От такой работы монах был неузнаваемо грязным. В первые дни он полоскался в реке, тер песком лицо и руки, но еще больше размазывал жирную сажу и со временем стал лишь по воскресным дням мыться в бане.
Дважды на день носил он краску в мастерскую, выливал в кипсеи и возвращался назад.
Каждый раз, как только Мина появлялся в печатне, Федор не упускал случая подтрунить над простоватым монахом.
- Пан Федоров не только умеет сам работать и нас заставить, но и самого Вельзевула приловчился запрячь а работу.
Мина грязными пальцами осенял себя крестом, стороной обходя разговорчивого подмастерья.
Тем временем Тихон ловко накалывал на штыри листы, накрывал рамой с рашкетом. Пол-оборота рычага влево, затем вправо, и отпечаток готов. Федор выхватывал его из руки тередорщика и нес сушить. Назад возвращался с новым увлажненным листом, передавал его Тихону.
Со стороны казалось, что работают не люди, а шестерни большого механизма.
Сегодня предстояло печатать двумя красками - черной и циноброй. Место тередорщика занял сам мастер. Работы в такие дни прибавлялось, особенно для батырщика. Теперь ему приходилось не только готовить и наносить краску, но и протирать в наборе те места, которые должны были печатать красным.

- Вчера, кажется, ты набирал эти страницы? - спросил Федор у Ивана.
- Ты же знаешь, что я. Пан Федоров забрал Онисима с собой, пришлось мне.
- Да-да... Раньше здесь было, вроде, «мстом», а теперь «вино».
- Не выдумывай! Ни корректор, ни Академия правок не приносили. Да и кто мог заменить?..
- Выходит, что сам мастер исправил. Да так оно и лучше.
Написано «мстом», а что оно такое - мало кто знает. А так вино... Вино и есть вино.
После обеда Онисим принялся за переводы с греческого. Слышал, как за спиной шелестел листами монах-корректор. Он не любил солнечного света, отвыкнув от него в монашьих кельях, поэтому забивался в угол, сидел тихо и незаметно, словно и не было человека, лишь одна ряса сидела и читала страницы.
- Ну, теперь дела, кажется, пошли, - вздохнул облегченно Федоров, отирая тыльной стороной руки пот со лба. Монах нетерпеливо задвигался на скамье. - А что! Закончим Букварь и возьмемся за светские книги. Ты, Онисим, кого из греков предлагаешь печатать? <...>
В июне издание славянской Азбуки было закончено. На обороте титульного листа с аканта отпечатали щит с гербом князя Острожского: в левой нижней части поля - стрела с полукругом, шестиконечной звездой и полумесяцем, над стрелой - Георгий Победоносец, пронзающий копьем Змея; правее всадник с обнаженной саблей; под ним - снова стрела, словно слетевшая с туго натянутой тетивы.
Послесловием Федоров рассказал читателям о том, как Кирилл Философ составил славянскую азбуку и сделал первые переводы с греческого языка».
// Стожук А. По неизвестным причинам: повесть.