Собрался у Апраксина военный совет, генералы да полковники, решили дать бой на Гросс-Егерсдорфском поле. 16 августа там построилась наша армия в боевой порядок, в ордер-баталии, да весь день противника прождали; не пришел пруссак. Вечером вернулись на бивак, переночевали, и с утра слушали солдаты, что будут барабаны бить. ежели зорю, значит, стоять на месте день, а генерал-марш, - значит, идти вперед. <…>

Нет неприятеля. Не хочет биться пруссак, да и только!
Дивизии потянулись обратно на бивак. На военном совете было решено сражение отставить и с утра двигаться на Алленбург, для чего каждому солдату взять с собой провианту на три дни... С утра 19 августа барабаны пробили генерал-марш, и снова в тумане авангардный корпус уже походным порядком стал вытягиваться на Гросс-Егерсдор-фское поле.
К восьми часам туман разошелся, засияло погожее осеннее утро. Первым выходил на поле Московский полк.
И как же это вышло так, что никто долго не замечал пруссаков, которые уже стояли в полном ордер-баталии на этом поле! На выходящие из лесу походным порядком полки двинулись две голубые линии прусских полков, развевались знамена, гудела земля от мерного шага пехоты, от дробной рыси кавалерии... Вся сила пруссаков была брошена на выходящих из дефиле: генерал Левальд знал, что делал...
Что тут началось!
- Пруссаки! Немцы! - кричат. - Пушки, пушки тащи сюда! Туда! Бегом! Бегом! Стройся! Прозевали!
Пехота перемешалась с кавалерией, пушки с пехотой, легкими обозами, обозы скатывались в буерак - к речке, крик, ругань. Солдаты, согнувшись от тяжелого снаряжения, от трехдневного запаса, спорко семеня ногами, выбегали, согнувшись, из леса и попадали прямо под прусский ружейный и пушечный огонь.
Московский полк почти целиком полег там при Гросс-Егерсдорфе. Перехитрил генерал Левальд лентяя Апраксина, захватил русскую армию на походе врасплох.
Русские солдаты тут увидали пруссаков лицом к лицу. Вот они! Вот враги! В синих мундирах, с красными, синими, зелеными, белыми отворотами, в высоких медных шапках, в треуголках, без бород, с большими усами, рослые, собранные со всех краев света проходимцы, которых король навербовал в свою армию. Вот они идут стеной на русских, чтобы прусское иго навек закрепить! А что сделаешь? Не побежишь! Побежал - пропал, как швед под Полтавой! Сзади, справа, слева лес великий, частый, овраг глубокий, низина, болото... И остается одно - драться за свободу своей земли, драться честно, как деды дрались на Куликовом поле, как Петр дрался под Полтавой.
Русские солдаты из леса выбегали - ружье на руку - заряжать-то уже было некогда. И дрались поодиночке штыками. Дрались до последней капли крови. До последнего вздоха. И не было на свете славнее той храбрости, которую показали русские солдаты в бою под Гросс-Егерсдорфом-деревней.
Вот дерется рядовой солдат Иван Пахомов, Костромского уезда, из села Молвитина. Права рука у Пахомова отрублена, кровь хлещет, рубит тесаком левой...

А вот - крепостной крестьянин князей Куракиных - Федор Белов, раненный в ноги, покрытый кровью, отбивается прикладом от наседающих пруссаков.
Унтер-офицер Феофан Куроптев, туляк, как лев скачет и вертится, прорубая себе дорогу среди окруживших его пруссаков; кровь хлыщет у него из головы, заливает глаза... Четвертый, московский мастеровой Осип Пасынков, выхватил ружье у тех, кто уже его в полон тащил, колет одного, другого, третьего... Пятый, из нижегородских дворян, поручик Павел Отрыганьев, выбегает из кустарника и с солдатским ружьем бросается в штыки на врагов, не разбирая их числа. Звенит сталь, хрипят люди, стонут раненые, плачут умирающие, гремят выстрелы, с визгом летят и падают на землю ядра, рвутся, грохочут пушки, пороховой дым, пыль застилают солнце, ржут кони, гремит конский топот - кавалерия прусская пошла в атаку, русские, пруссаки схватываются в обнимку, катаются по земле, душат, режут друг друга, грызут зубами. А солнце идет все выше, все знойней и знойней...
За лесом, где еще курятся кострища бивака, стоят русские полки в строю, ждут своей очереди пройти через узкие проходы, слушают, как гремит бой, где гибнут их товарищи... К начальникам приступают - помогать надо! Сам погибай, а товарища выручай! А офицеры стоят, ждут, что начальство скажет: известно - «стой смирно да приказа жди». А пока до него, до Апраксина-то, доберешься... Молчит дворянское начальство. Не хочет оно драться.

теперь шум боя. А из леса выбегают все новые и новые полки, бросаются в угон.
Прусская кавалерия отчаянно прорвала было на левом фланге русский строй, но оказалась окружена со всех сторон и перебита. Без жалости. Без пощады.
Высоко стояло солнце над полем битвы, над той немецкой деревней Гросс-Егерсдорф. Над ее черепичными красными крышами. Пруссаки уносили ноги на Алленбург».
// Иванов Вс.Н. Императрица Фике: историческая повесть.

Иллюстрации:
Граф Федор Матвеевич Апраксин // Бекетов П.П. Собрание портретов россиян, знаменитых по своим деяниям воинским и гражданским с приложением их кратких жизнеописаний - М., 1821.
Прусская конница времен Фридриха Великого: гусар, кирасир, драгун-гренадер. // Марков С.Л. История конницы. Ч.4. Отдел 1. - Тверь, 1890.
Русская конница XVIII столетия: казак, драгун, лейб-гусар, времен Екатерины II и кирасир, времен Елизаветы Петровны. // Марков С.Л. История конницы. Ч.4. Отдел 1. - Тверь, 1890.
Граф Румянцев Задунайский // Марков С.Л. История конницы. Ч.4. Отдел 1. - Тверь, 1890.